
— Вы говорили следователю, что фирмы «А» и «Б» не работали на Вашем объекте?
— Да, говорила.
— А почему Вы решили, что их там не было?
— По документам. По документам была только фирма «Подрядчик».
— А Вам известно, сотрудниками какой фирмы были рабочие, делавшие работы?
— Нет, конечно. Там то одни рабочие приходили, то другие.
— Можете ли Вы утверждать, что эти рабочие не были сотрудниками фирмы «А»?
— Нет, я не знаю, от какой они фирмы.
— Можете ли Вы утверждать, что эти рабочие не были сотрудниками фирмы «Б»?
— Нет! Я же говорю, мне не известно, чьи это работники!
— Так как же Вы беретесь утверждать, что фирмы «А» и «Б» в работах не участвовали?!
— А вот так и берусь! В документах же их не было! Там только фирма «Подрядчик».
— Скажите, а «Подрядчик» мог привлекать к работе субподрядчиков?
— Ну, мог, наверное… Я-то откуда знаю? Я всего лишь завхоз. Я не заказчик работ. Подрядчики передо мною не отчитываются, документов у меня нет. Я ничего не знаю.
Добрая хорошая женщина. Без злого умысла. Без, упаси Бог, желания оговорить подсудимого. Но, скажем так, недостаточно критично относящаяся к задаваемым ей вопросам и собственным ответам. Не понимающая их значимости.
И, повторюсь, добрая и хорошая. Если следователь или опер подойдут к такой на мягких лапках да с улыбочкой, как учил Г. Жеглов, она им по простоте душевной на протокольчик все напишет, как им надо. И совесть ее будет кристально чиста — она даже знать не будет, что своими, по факту, ложными показаниями отправила человека на скамью подсудимых.
А следователь из показаний этих добрых и душевных завхозов сляпает доказательственную базу по делу о, например, уклонении от уплаты налогов (ст. 199 УК РФ). О его совести мы говорить не будем, тут все иначе.